Алексей Доронин - Сорок дней спустя [litres]
– Пора на пост. Отрабатывать казенный харч. Забыл, что ли?
Александр проморгался и увидел над собой бритую голову Николаева. Пришлось подчиниться, как бы ни хотелось покемарить еще пару часов.
Он поднялся. Здесь можно было помыться, но вот спать раздетым и на простынях в этом краю всепроникающей сажи было нереально.
Напарники уже собрались. Илья и парень Сашиного возраста, невысокий, кривоногий и кудрявый. Ни дать ни взять – херувимчик. Имени его Данилов не помнил, но знал, что раньше тот был сборщиком тележек. Он и сейчас занимал самое низкое положение в табели о рангах у «оптимистов». Но это не мешало ему с удовольствием охаживать рабов обрезком шланга.
– Как там погодка? – спросил Александр.
– Как на экваторе, – ответил Илья. – Марсианском, епта.
Данилов закашлялся и почти минуту не мог остановиться.
– Ботаник, ты чего перхаешь? Ты что, блин? – посыпались вопросы со всех сторон.
Жизнь в тесном помещении и слабый от лучевой болезни иммунитет приучили их панически бояться инфекций.
– Все нормально. Ноги вчера сильно замерзли на раскопках… Сейчас, только сожру леденцов от кашля.
– Я тебе щас дам пиндецов от кашля, – фыркнул Николаев. – Симулянт. Ниче, посидишь на холодке, все микробы сдохнут.
Он думал, что Саша хочет отвертеться от караульной службы.
– Значит, так, орлы. Пойдете на самый север. Там вчера крутились какие-то черти. Если оборзеют и полезут, пугните их, этого хватит.
Они вышли из спящей жилой зоны и прошли по коридору до оружейной. Кто-то очень умный (Мясник наверняка) приказал, чтобы в помещении на руках ни у кого, кроме старших, не было даже пистолета.
Вооружились. У тележника оказался позорный ИЖак, а Физрук мог похвастаться винтовкой незнакомой Саше модели, чему последний немного завидовал.
Под такое дело Данилов опять попытался выпросить хоть полкоробки патронов, но получил от Николаева обычный ответ: «Перебьешься».
– Вот на крайний случай, – протянул он Саше штуковину, похожую на большую новогоднюю петарду. – Сигнальная ракета. Направь от себя и дергай посильней, если припрет. Только попусту не шмаляй, а то руки оторвет к едрене маме.
– Взорвется?
– Нет. Главный оторвет. Мало их, а штука нужная.
С такими тупыми шутками время проходило быстрее, снималось напряжение.
«При случае можно и в морду запустить», – подумал Данилов, пряча сигналку в карман. Физрук, назначенный старшим, получил тяжелый фонарь в металлическом корпусе, прямой луч которого ослеплял на пару минут. Такие использовались на раскопках. Саша получил ПНВ – с напоминанием не доставать и не включать лишний раз.
В тамбуре они оделись и, пройдя мимо сонного и злого часового – еще одно нововведение Мясника, – оказались перед обледенелой наружной дверью.
В двухметровой снежной «шубе», окружавшей здание, был расчищен проход. На срезе снег был похож на слоеный пирог – черные и серые слои чередовались без всякого порядка.
Дышать стало тяжело. Такого холода Данилов не помнил. Правильно он сделал, что не погнушался намазать лицо вонючей мазью. Хотя по-любому скоро кожа начнет трескаться. Термобелье тоже оказалось не лишним.
Ветра не было, воздух из-за пепельной взвеси казался мутной водой.
Не видно было ни зги. Очертания «Мерлина» пропали, стоило им отойти на десять метров.
Отряд из трех человек двигался в быстром темпе – здесь уже не было мостков и веревки, и они шли след в след, как утята. В немногих обитаемых коттеджах, мимо которых они проходили, огни не горели: все спят. Данилов взглянул на подсвеченный циферблат часов. Три часа утра.
Им предстояло нести вахту с северной стороны, на чердаке самого высокого из частных домов.
– К чему такая спешка? – спросил Александр, поравнявшись с Физруком. – В такой дубак никто на улицу носа не высунет.
– В том-то и дело, что дубак, – растолковал тот. – Вот они и полезут. Подумают – не захотим жопу морозить.
– А что им тут надо? Копать, что ли, в руинах?
– Может, и копать… – пробормотал Физрук, думая о чем-то своем.
– Подкараулить бы их, сук, – послышался сзади голос Телеги. – А то моду взяли – гулять как по бульвару.
– Ты бы лучше, герой, помолчал, – оборвал его Илья. – А то утащат, и останутся от козлика рожки да ножки.
Данилов вспомнил про стаю голодных собак, от которых он прятался в поезде «Новосибирск – Новокузнецк».
– Что, собаки тут есть? – тронул он за плечо идущего впереди Физрука.
– Собаки? – Тот, похоже, удивился.
– Ну, мне еще в первый день Николаев сказал, что того, кто раньше на моей койке спал, сожрали.
Тут уж засмеялись оба его спутника.
– Э-э… Саня… Это особенные собаки, – наконец заговорил Физрук. – Они на двух ногах ходят. Там, где живет много голодных людей, не может быть собак… Тут даже летучих мышей по чердакам переловили и съели. Тот мужик ночью один вышел, типа покурить. А может, заначку достать. Ну, дали сзади по башке и уволокли. Срезали мякоть и нам подбросили «огрызок». Типа, бойтесь.
Данилов поморщился. Все-таки это был его дом. И слышать такое было вдвойне гадко.
– И все тут теперь такие?..
– Нет, конечно. Но если ты на других нарвешься, тебе от этого легче не будет.
Вскоре они дошли до места.
На чердаке, который правильнее было бы назвать мансардой, стояла небольшая буржуйка, но тонкие стены не давали помещению прогреться как следует.
– Снаружи спирт по-любому замерзнет. Шесть часов? Да мы тут за два в ледовые, бля, скульптуры превратимся… – заныл Телега.
На этот раз никто не стал с ним спорить.
Печка раскочегаривалась медленно. Решили дежурить по часу. По жребию Данилову выпало стоять первым. Фонарь – светодиодный автомобильный прожектор – разместили на подставке у окошка. Раз в несколько минут Саша ощупывал его лучом снежный целик, из которого тут и там торчали печные трубы. Больше ничего в поле зрения не было, и никакой прожектор не помог бы увидеть то, что находилось дальше ста метров. Там мир словно обрывался.
При мысли, что они тут втроем против черт знает скольких людоедов, становилось муторно. Быстро же он успел отвыкнуть от ощущения постоянной опасности… Начал чувствовать себя частью клана, который хоть и спрашивал строго, но зато защищал.
Его напарники выглядели спокойными, и Саша старался не высказывать сомнений.
– Одна мысль из головы не идет, – сказал он Физруку, когда отдежурил свое и пришел черед Телеги следить за пыльным горизонтом. – Я про чекистов. Откуда в нашем Мухосранске такая айнзатц-комнада, да еще со спецназовским оружием?
– Точно никто не скажет, – чуть подумав, ответил Илья, – но я вот че думаю. Накануне Звездеца разработали секретную доктрину. По обеспечению работы органов госвласти в критической ситуации. Война, эпидемия, падение метеорита, ну, ты понял… Все к тому шло. Доктрина предусматривала создание мобильных автономных групп в регионах, с современным оружием, спецсредствами, ну… и был личный приказ президента. Это ведь не для спасателей работа и даже не для армии. Тут хитрее надо. По-любому, ребятки должны были железной рукой наводить порядок, расстреливать мародеров, паникеров, ловить диверсантов – короче, как настоящие заградотряды НКВД. Еще у них на руках должен быть список лиц, подлежащих ликвидации в час «Ч».
Саша усмехнулся, подумав, что, если такой список был, он, Данилов, вполне мог в нем значиться как потенциально опасный элемент.
– Проскрипции – это раз, – продолжал Илья. – Два: перечень имущества, подлежащего конфискации. Оружие и еда в первую очередь, транспорт и топливо – во вторую. Все должно распределяться как при военном коммунизме. Эти орлы должны были стать кем-то вроде комиссаров, а армия, внутренние войска, милиция, спасатели поступили бы в их распоряжение. И подчинялись бы как миленькие. А с саботажем и неисполнением обязанностей можно бороться с помощью децимаций. Тоже римское изобретение. Моральный дух повышает на пять баллов.
– Еще бы. «Только массовые расстрелы спасут эту страну…»
– Ага. И вот что я тебе скажу. Конечно, такие идеи нарушают незыблемые права человеков… но это хороший план. Только реализация подкачала. Никто не подумал, что в обстановке всеобщего песца эти ребята с горячими сердцами и чистыми руками будут спасать себя, а не Россию. Это не только в их огород камень. Все мы такие. Они должны были вмешаться в первый день. Навести порядок в городе, хоть даже гранатами с БОВ. Ну, с нервно-паралитическим газом. Я бы простил им. Как говорил Гудериан… на войне жестокость – это гуманизм. Надо было остановить тупое бегство, распределение наладить. А они нарушили приказ, оставили город подыхать. Затихарились, заняли теплые местечки – элеваторы. Потом оценили обстановку и перебрались сюда, где было еще лучше. Это они, мля, предатели Родины, а мы их справедливо покарали.
